Люди спрашивали: «Как ты могла не знать?»
Последний раз я слышала голос сына, когда он вышел из дома и пошел в школу. Он лишь выкрикнул из темноты: «Пока». Это было 20 апреля 1999 года.
Позднее тем же утром в школе «Колумбайн» мой сын Дилан и его друг Эрик убили 12 учеников и учителя и ранили более 20 человек, после чего лишили себя жизни. Были убиты 13 ни в чем не повинных людей, оставивших после себя убитых горем родных и близких. Другие получили ранения, некоторые остались инвалидами.
Но чудовищность этой трагедии нельзя измерить только лишь количеством смертей и нанесенных ранений. Невозможно оценить психологический ущерб, нанесенный тем, кто находился в той школе или помогал при спасении людей или расчистке помещения. Невозможно измерить глубину трагедии, подобной произошедшей в «Колумбайне», особенно когда это может стать примером для тех, кому, в свою очередь, захочется совершить подобное злодеяние. «Колумбайн» была приливной волной, после крушения которой местным жителям и обществу в целом потребуются годы для полного осознания произошедшего.
Сьюзан Клиболд. Фото: columbine.wikia.org
У меня ушли годы на попытки принять действия моего сына. Жестокое поведение, определившее конец его жизни, продемонстрировало, что он был совсем не тем человеком, которого я знала. После этого люди спрашивали: «Как ты могла не знать? Что ты за мать была?» Я все еще задаю себе те же вопросы.
До стрельбы я думала, что была хорошей мамой. Помогать своим детям стать заботливыми, здоровыми, ответственными взрослыми было самым важным в моей жизни. Но эта трагедия доказала, что я потерпела неудачу в роли родителя, и эта неудача частично является причиной, по которой я здесь сегодня.
Помимо его отца, я была тем человеком, который знал и любил Дилана больше всех. Если кто и мог знать, что происходит, это должна была быть я, ведь так? Но я не знала.
Сегодня я хочу поделиться опытом, каково это — быть матерью человека, который убивает и ранит других. Долгие годы после трагедии я перебирала воспоминания, пытаясь понять, в чем конкретно заключалась моя неудача. Но легких ответов не было. Никакого объяснения я не предлагаю. Все, что я могу, это делиться тем, что узнала.
Никому не нужный
Михаил был странным. Но странный – это ведь не диагноз, так ведь? С ним вроде бы работал школьный психолог по поводу суицидальных мыслей, потому что обнаружилось, что подросток состоял в группе смерти. Но ничего угрожающего жизни ребенка не обнаружил.
Его аккаунт в соцсети пестрит оружием. Но кто из мальчишек не любит оружие? Также он писал депрессивные посты. Но кто из современных подростков не размещает у себя на страничке депрессивные посты? Так что, ничего особенного?
Особенности есть. В классе у него не было друзей. И в школе не было. И даже в соцсетях не было. Вообще, одноклассники старались его не замечать. Родители «приучали» его к самостоятельности и тоже в его жизнь не вмешивались. Даже когда в начальной школе одноклассники разбили ему третьи очки, отец сказал: «Разбирайся сам». Парень не был нужен никому. И даже электронный дневник, который он вел и в котором писал обо всем, что его волнует, никто не читал.
Что делать родителям?
Школьная система не перестроится по мановению волшебной палочки или по приказу сверху. Учителя не станут вдруг чуткими и понимающими. Понятно, что у всех свои заботы, работа, бизнес. Но чужие дети – это люди, среди которых придется жить нашим детям. Мы не сможем изолировать своих «хороших» от чужих «плохих».
Поэтому если вы умный родитель, вы будете учить своих детей в школе делиться конфетами и бутербродами, помогать друг другу в учебе, защищать девочек и малышей, отвечать за все, что происходит в школе. Будете ходить на родительские собрания и совместно придумывать мероприятия не для того, чтобы еще лучше развлечь своих ненаглядных отпрысков, а чтобы увлечь их чем-то полезным и интересным. Будете помогать социально неблагополучным детям в вашем классе, а не просить перевести такого ребенка в другую школу. Начнете изучать системно-векторную психологию, чтобы, наконец, научиться понимать современных детей.
Без нашего с вами участия школа не сделает наших детей любящими, понимающими, добрыми, активными, сознательными и счастливыми.
Хватит искать виноватых и ругать правительство. Чем раньше в нашем обществе утвердится установка, что у нас нет своих и чужих детей, все дети – наши, тем больше наша надежда на свободное и безопасное общество для нас и наших детей.
Ты и твоя жизнь важнее и дороже всего на свете
Часто дети не только совершают рискованные поступки ради того, чтобы избежать родительского наказания, но и решают подобные вопросы радикально: не приходят домой. Распространенная причина, по которой пропадают дети, – это их страх перед родителями. Волонтеры очень часто находят ребят у одноклассников, а то и вовсе на улице ночью просто потому, что ребенок потерял дорогой телефон и побоялся идти домой. Это целиком и полностью ответственность родителя, который не донес до ребенка главное правило – ты и твоя жизнь важнее и дороже всего на свете.
Не стоит забывать и о таких возрастных особенностях, как умение продумывать последствия своих поступков. Дети дошкольного возраста в силу физиологических особенностей развития головного мозга не могут осознавать последствия своих действий
Об этой норме человеческого развития родителям всегда важно помнить, так как от этого часто зависит жизнь и здоровье ребенка
Конечно, от всех опасностей ребенка не убережешь, а каждое его действие не проконтролируешь. Но сделать всё зависящее, чтобы малыш помнил, что он нужен дома любой – испугавшийся, потерявший дорогую вещь, сильно испачкавший вещи, можно. Главный способ донести это знание для ребенка – разговаривать с ним. Если вы подарили малышу дорогую вещь, мысленно попрощайтесь с ней: дети не всегда могут уследить за ее сохранностью. Проговорите с ребенком любого возраста, что вы дарите ему достаточно дорогой подарок, за которым нужно следить. Но если он потеряет подарок, катастрофы не произойдет: мир не разрушится, никто не умрет, солнце будет светить по-прежнему ярко, а мама и папа будут так же сильно любить своего ребенка, как и раньше.
Даже если они нас не слушают, важен пример
— Такое массовое насилие в школе не первый случай в России. С чем, как вы думаете, это связано?
— Это связано со временем, скорее всего. Происходит обесценивание человеческой жизни. Убийство в массовой культуре, в кино стало такой обыденностью, границы стерты. Например, если муж жену ударил один раз, все — он будет бить ее дальше.
Чтобы ударить человека, надо переступить определенную черту. Дальше сложно удержаться, потому что границы уже стерты. Там, где психика не очень устойчива, не здорова, стираются грани между возможным и невозможным. Правильным и неправильным, добром и злом.
Наши дети перешли эту черту, если говорить о нас как об обществе. И только разговорами и личным примером мы можем сейчас что-то сделать. Даже если они нас не слушают, даже если нам кажется: то, что мы говорим, проходит мимо — все равно что-то оседает.
Необходимо сохранить доверие в отношениях со своими детьми — важно, чтобы ребенок знал, что он может прийти поделиться со взрослым и его выслушают без обвинений. Иногда страшно — видишь, что что-то не так с ребенком, но страшно в этом даже самому себе признаться
Но надо что-то с этим делать, идти к специалистам.
Наша задача — объяснить ребенку, по каким правилам в этом мире жить. Человек человеку не волк, и падающего не толкни, а протяни падающему руку — не делай другому того, что не хочешь по отношению к себе.
Если мы опустим руки и решим, что все безвозвратно изменилось, ничего исправить нельзя и теперь вот такое ужасное общество, где человеческая жизнь ничего не стоит, где столько ненависти — тогда мы действительно проиграем и оно будет таким жестоким. А мы должны стоять на своей позиции: нет, это ненормально, бить другого — ненормально, творить зло — ненормально, ненормально издеваться над другими. И даже если тебя обидели и ударили — идти убивать в ответ на это тоже ненормально. И мы сами можем породить монстров, если будем друг к другу жестоки, равнодушны и жить по принципу «меня это не коснется — у меня нормальная семья, а там — это какие-то отбросы общества».
Нет отбросов, есть люди в разных жизненных ситуациях. Человеческие миры не бывают параллельными, мы все связаны. Быть равнодушным нельзя, нельзя прятаться от реальности. Нужно осознать, что реальность вот такая и все, что мы можем, — это противостоять добром и любовью.
«Что, если беда случится с моим ребенком?» Людмила Петрановская — родителям
Я искала ответы, почему сын это совершил
Во время общения с людьми, которые не знали меня до этой стрельбы, я сталкиваюсь с тремя сложными задачами.
Во-первых, когда я вхожу в комнату, я никогда не знаю, потерял ли кто-то близкого человека из-за действий моего сына. Я чувствую потребность признать страдания, причиненные членом моей семьи, который не может сделать это сам. Так что, во-первых, от всего сердца я приношу извинения, если мой сын причинил вам боль.
Вторая задача — попросить о понимании и даже сострадании, когда я говорю о смерти сына как о самоубийстве. За два года до смерти он написал на тетрадном листке, что резал себя. Он сказал, что был в агонии и хотел бы убить себя. Я узнала об этом лишь спустя месяцы после той стрельбы. Когда я говорю о его смерти как о суициде, я не пытаюсь преуменьшить вопиющую жестокость им содеянного. Я стараюсь понять, как его суицидальные мысли привели к убийствам. Перечитав немало литературы и пообщавшись со специалистами, я пришла к пониманию, что его причастность к стрельбе была порождена не желанием убивать, а желанием умереть.
Третья моя задача при разговоре об убийстве-суициде моего сына заключается в том, что я говорю о психическом здоровье — простите — в том, что я говорю о психическом здоровье, или здоровье мозга, как я его называю, потому что так звучит точнее. И в то же время я говорю о насилии.
Сью и Дилан. Фото: columbine.wikia.org
Я в последнюю очередь хочу поддерживать недопонимание, которое уже сложилось вокруг психических заболеваний. Очень малое количество тех, кто ими страдает, применяют насилие по отношению к другим, но те, кто покончил жизнь самоубийством, примерно в 75–90% случаев имели какое-либо диагностируемое психическое заболевание.
И все вы хорошо знаете, что помочь всем наша система охраны психического здоровья не способна, и не все люди с пагубными мыслями подходят под описание определенного диагноза. Многих людей с постоянным чувством страха, злости или отчаяния никогда не подвергали диагностике или лечению
Очень часто на них обращают внимание лишь в случае их неадекватного поведения.
Я хотела понять, чтó было у Дилана на уме перед смертью, и искала ответы у других людей, чьи близкие покончили жизнь самоубийством. Я проводила исследования, помогала собирать средства и, когда могла, говорила с людьми, пережившими собственный суицидальный кризис или попытку самоубийства.
В школе необходимо учить детей «жить среди людей»
Главный психиатр Минздрава России Зураб Кекелидзе считает, что психические расстройства и аномалии психического развития присутствуют у 60% дошкольников и 70-80% российских школьников. Это он еще у взрослых не считал!
Мы же не можем к каждому ребенку приставить по психологу! Школьные психологи тонут в отчетах и статистике, они по уши заняты психологической диагностикой, трудозатратной и совершенно неэффективной. Понятно, что надо менять всю систему образования и воспитания подрастающего поколения.
От учителя требуют только показатели, показатели, показатели. Но в современной реальности научиться чему угодно можно и в интернете, а вот стать человеком – только среди других людей.
Самый первый и самый заметный признак психологических проблем у ребенка – это дезадаптация в школьном коллективе. Это сразу заметно учителю, который работает с классом. Только вот созданием этого самого школьного коллектива нужно специально заниматься!
Чиновники от образования и сами педагоги, хотя бы из чувства самосохранения, должны понять, что первоочередная функция школы – воспитание личности. Личность формируется только в коллективе.
Необходимо заново создавать систему воспитательной работы в школах, не заорганизованную, живую, соответствующую современному динамичному времени, которая бы объединяла ребят не на неприязни к ближнему, а на основе созидательных целей. Для этого нужно использовать наработанный педагогический опыт, а также новейшие достижения современной педагогической и психологической науки.
Системно-векторная психология Юрия Бурлана детально показывает механизмы, принципы и способы формирования коллектива, а также позволяет понимать изнутри психику детей, особенности их взаимодействия с родителями и сверстниками, дает возможность коррекции психических нарушений на самом раннем этапе их возникновения.
Понять, где в классе идет нормальный процесс ранжирования, а где безжалостная травля. Объединить ребят для начала на совместном приеме пищи, а потом на совместном позитивном действии. Вовремя подтолкнуть, направить, оградить ребенка от негативных факторов – все эти задачи становятся понятны и выполнимы для учителя, обладающего системными знаниями.
Например, ребенок с уретральным вектором, за которым идет весь класс, может стать для учителя в классе врагом или помощником номер один. Этот ребенок – природный вождь, и поэтому общение с ним нужно выстраивать так, чтобы он был союзником. То есть напоминать ему об ответственности за всех: «Если не ты, то кто же?»
Подсказать родителям, что мальчика с кожно-зрительной связкой векторов не надо отдавать на хоккей, где его не будут считать за мужика, а записать на фигурное катание или в театральную студию, где все девочки будут от него без ума. А мальчика с анально-звуковой связкой (как у нашего героя) ни в коем случае нельзя оскорблять (так как свойство анального вектора – это обидчивость и хорошая память) и кричать на него (так как звуковой вектор дает особую чувствительность к звукам и особенно негативным смыслам). А нужно, наоборот, справедливо хвалить его за успехи, создавать ему звуковую экологию дома и ограждать от криков и шума. В школе давать задания повышенного уровня трудности, и тогда такой ребенок школу будет любить, а не ненавидеть.
Системно-векторная психология позволяет найти к каждому ребенку индивидуальный подход, не упуская главного – его способность жить среди других людей.
Родители имеют право на тревогу, а дети — на свою жизнь
Лариса Пыжьянова
В норме мы живем так, как будто ни с нами, ни с нашими близкими ничего не должно случиться плохого, иначе жить бы было невозможно. Когда вот так гибнут дети — не в зоне боевых действий, а в
школе, куда каждое утро уходят, — конечно, возникает не просто тревога, а паника. Страх за ребенка и ощущение своего бессилия, отчаяния…
Хочется сказать, что пройдет время и все уляжется, это действительно так. Когда в московском метро произошел теракт и на следующий день я рано утром ехала на работу в час пик — метро было совсем пустое. Какое-то время это держалось, а потом все стало как обычно. И, с одной стороны, это нормально, потому что как иначе жить? Нельзя жить в постоянном страхе. С другой стороны, превращать это в какую-то обыденность — неправильно, потому что так не должно быть. Но здесь нет алгоритма, я не могу сказать, как нам всем теперь быть, чтобы не тревожиться за детей.
Тревога всегда там, где мало информации — чем меньше информации, тем выше тревожность. Здесь как раз нет той самой информации, того самого алгоритма — что надо делать, чтобы с тобой такого не случилось. Поэтому это скорее история про то, что нам всем делать, чтобы такого не случилось.
Про мальчика-стрелка говорят: был тихий, незаметный, и одногруппник его комментирует: «Да, мы его подкалывали, старались расшевелить», но я знаю, как подкалывают в таком возрасте — это очень жестокие подколки. Нам всем необходимо быть друг к другу внимательнее и добрее
Этому надо учиться, эти алгоритмы должны быть заложены — доброта и внимание друг к другу
Родителям нужно принять, что они имеют право на свою тревогу. А дети имеют право на свою жизнь. Когда я в МЧС работала, переживала эту тревогу и за собственного сына в том числе. Потому что я видела, насколько этот мир такой… рискогенный.
Я в таких ситуациях вспоминаю Януша Корчака. Это великий польский педагог, который во время Второй мировой войны пошел вместе со своими учениками на смерть в лагере. Он говорил: «Да, мы боимся за своих детей, мы стараемся их спасти, уберечь, защитить, но, пытаясь уберечь детей от смерти, мы лишаем их жизни».
Сейчас накатывает это ощущение, когда хочется спрятать своего ребенка, закрыть его дома или водить за руку в школу — защитить своего ребенка любой ценой. Но какой ценой? Если бы она была, мы бы ее заплатили… Я была свидетелем истории, когда погиб старший ребенок в семье и мама младшего несколько лет за руку в школу водила, но потом как-то справилась.
Тревога здесь — это нормально. Мы столкнулись лицом к лицу со смертью. Мощная волна и страха, и тревоги, и беспокойства. Но гиперопека и гиперконтроль не спасут наших детей. Все что мы можем, — это любить детей, разговаривать с ними, быть к ним внимательными, не потерять с ними контакт, чтобы они с нами всегда делились, разговаривали. Стараться быть к своим детям близкими душевно. Говорить о том, как мы их любим. Меньше ссориться, меньше обижаться, больше любить. Больше говорить о себе, о них.
Важно понимать, когда ребенок изменился
— Как не упустить этот момент в своем ребенке, когда в нем происходит что-то страшное, что переключает его на зло, на ненависть?
— Нужно быть постоянно в контакте с ребенком. Не очень свойственно детям быть тихими. Дети активны в силу своего возраста, в силу своей витальной энергии, которая из них плещет — радости жизни. Всегда стоит насторожиться, когда у ребенка нет друзей, когда он одинок. Когда он молчаливый, когда он не делится.
Подросткам свойственно выстраивать границы
В этот момент важно не потерять контакт и все равно со своей стороны не отдаляться. Понимать, что пройдет время и ему захочется опять вернуться в семью
Важно, чтобы было куда возвращаться.
У моей подруги сын в подростковом возрасте просто захлопывал дверь комнаты перед ее носом, и единственное, о чем говорил, — «дай денег и дай поесть». Но она старалась — разговаривала, рассказывала о себе, даже если он о себе не рассказывал, делилась своими чувствами, переживаниями. Прошло несколько лет, и он опять стал контактным, дружелюбным парнем. Ему было куда вернуться, мама не потеряла с ним контакт.
Кроме того, есть же еще вопрос и заболевания. Заболевание распознать можно, если ты понимаешь, что твой ребенок резко изменился. И когда в нем стало проявляться то, что раньше было несвойственно
На это нужно обратить внимание, обратиться к психологу, а психолог уже скажет, нужен ли психиатр. Человеческая психика может заболеть так же, как и тело — в этом нет ничего позорного
Любви недостаточно, чтобы предотвратить беду
То, что Дилан сделал в тот день, разбило мое сердце, и как часто бывает с трагедиями, она завладела моим телом и разумом. Через два года после стрельбы у меня обнаружили рак груди, еще два года спустя появились психические проблемы.
Помимо постоянной нескончаемой печали я ужасно боялась столкнуться с родственниками кого-то из убитых Диланом, или что со мной заговорят журналисты или рассерженные жители. Я боялась включить новости, боялась услышать, что меня назовут ужасной матерью или ужасным человеком.
Фото: nationalgeographic.com
У меня начались панические атаки. Первый приступ случился через четыре года после стрельбы, когда я готовилась к слушаниям и должна была встретиться с семьями жертв лицом к лицу. Второй приступ начался через шесть лет после стрельбы, когда я впервые готовилась читать речь об убийствах-суицидах на конференции. Оба эпизода длились несколько недель.
Эти атаки возникали повсюду: в магазине хозтоваров, на работе, даже в постели во время чтения книги
Мой разум вдруг замыкался на пугающих мыслях, и не важно, как сильно я пыталась успокоиться или убедить себя это прекратить, мои усилия были тщетны. Возникало ощущение, что мой мозг пытался меня убить, и тогда боязнь самогó страха поглощала все мои мысли.
Тогда я на себе ощутила, каково это — иметь неисправно работающий мозг, и именно тогда я стала заступником психического здоровья.
После терапии, медикаментозного лечения и заботы о себе, жизнь стала возвращаться к тому, что можно было назвать нормальным, учитывая обстоятельства.
Когда я оглядывалась на те события, я могла увидеть, как мой сын проваливался в это расстройство, происходившее, скорее всего, в течение приблизительно двух лет, срок достаточный для того, чтобы оказать ему помощь, если бы только кто-то знал, что он в ней нуждается, и знал, что делать.
Каждый раз, когда меня спрашивают: «Как ты вообще могла не знать?», — это будто удар под дых. В этом вопросе звучит осуждение, и оно возвращает мое чувство вины, которое, независимо от количества сеансов терапии, я никогда не смогу полностью ликвидировать.
Но вот что я поняла: если бы достаточно было любви, чтобы помешать склонному к суициду человеку причинить себе вред, самоубийств почти бы не было. Но любовь — это еще не все, и самоубийств очень много. Это вторая из основных причин смерти в возрасте от 10 до 34 лет, а 15% американской молодежи сообщили о готовом плане самоубийства в прошлом году.
Я поняла, что независимо от того, как сильно мы верим, что можем, мы не в силах понять или контролировать все, что чувствуют и думают наши близкие. И упрямое убеждение, что мы чем-то отличаемся, что те, кого мы любим, никогда не подумают о том, чтобы навредить себе или кому-либо еще, может заставить нас упустить то, что не лежит на поверхности.
И если случится худшее, нам нужно будет научиться прощать самих себя за незнание или за не заданные вовремя вопросы, или за отсутствие правильного лечения. Мы всегда должны допускать, что кто-то, кого мы любим, страдает, независимо от того, что он говорит или как себя ведет. Мы должны слушать всем существом, без осуждения и не предлагая варианты решения проблемы.
Я знаю, что буду жить с этой трагедией, с этими многочисленными трагедиями, до конца своей жизни. Я знаю, что многие думают, что моя потеря несравнима с потерями других семей. Я знаю, что мои усилия не сделают их борьбу легче. Я знаю, что некоторые даже думают, что я не имею право на страдания, а лишь на жизнь в вечном раскаянии.
В итоге мои знания сводятся к следующему: прискорбная правда в том, что даже самые бдительные и ответственные могут быть не в состоянии помочь, но во имя любви мы не должны переставать пытаться познать непостижимое.
Спасибо.
Подросток купил оружие — это оказалось пугающе легко
Один из самых информативных разговоров произошел с коллегой, случайно услышавшей мой разговор с кем-то на работе. До нее долетело, как я сказала, что Дилан не любил меня, раз сделал нечто настолько ужасное.
Позже, когда мы остались наедине, она извинилась, что подслушала тот разговор, но сказала, что я была не права. Она сказала, что, будучи молодой матерью-одиночкой с тремя маленькими детьми, она впала в сильную депрессию, и ее госпитализировали ради безопасности. В то время она была уверена, что ее детям было бы лучше, если бы она умерла, и она решила забрать свою собственную жизнь. Она убедила меня, что на Земле нет уз сильнее материнской любви, и что она любила своих детей больше всего на свете, но из-за болезни была уверена, что им будет лучше без нее.
То, что она сказала и что я узнала от других, это то, что мы не решаем и не выбираем, как это принято называть, покончить жизнь самоубийством так же, как выбираем, за руль какой машины нам сесть или куда поехать в субботу вечером.
Когда у кого-то возникают навязчивые суицидальные мысли, они нуждаются в срочной медицинской помощи. Их мысли затуманены, а способность к самоуправлению потеряна.
Хотя они и могут строить планы и действовать логически, их чувство истины искажено болью, через призму которой они воспринимают реальность. Некоторые могут очень хорошо скрывать это состояние, и часто у них есть на это веские основания.
У многих из нас когда-то возникают размышления о самоубийстве, но постоянные, настойчивые суицидальные мысли и разработка метода самоубийства являются симптомами патологии, и как большинство болезней, ее необходимо выявить и пролечить до того, как будет потеряна жизнь.
Но смерть моего сына не была самоубийством в чистом виде. Она также повлекла массовое убийство. Я хотела понять, как его мысли о самоубийстве стали мыслями об убийстве. Но исследования этой темы весьма скудны, и нет простых ответов.
Да, скорее всего, у него была продолжительная депрессия. Среди его черт можно выделить перфекционизм и самоуверенность, и из-за этого он бы не стал просить помощи у других. Ряд пережитых им в школе событий повлек за собой чувство унижения, обиду и злость.
У него были сложные отношения с другом, с парнем, которому тоже были свойственны ярость и отчужденность, и который был психопатом, доминантным и одержимым мыслями об убийстве.
И на пике этого жизненного периода крайней ранимости и хрупкости Дилан получил доступ к оружию, которого у нас в доме никогда не было. Для 17-летнего мальчика оказалось пугающе легко купить оружие, легально и нелегально, без моего знания или одобрения. При этом почему-то по прошествии 17 лет и неоднократных случаев стрельбы в школах это все еще пугающе легко.
Правила безопасности
Обязательно проговаривайте все правила безопасности с ребенком: как вести себя в толпе (если, например, в давке в метро у тебя выпала вещь из рюкзака под ноги людям), на льду (ни за что не ходить!), с огнем, на вокзалах и близ железнодорожных путей – места, где ребенок может подвергнуть свою жизнь риску, можно перечислять бесконечно. Необходимо обсуждать, что дороже всего человеческая жизнь. Пообещайте ребенку, что вы не будете ругать его за разбитый планшет или испачканную куртку (и выполните обещание!), чтобы он был уверен в том, что его жизнь и здоровье для вас (и для него) важнее всего.
Еще одна важная тема, которую нужно затронуть, – это спасение других людей или животных. Часто дети выбегают на дорогу вслед за собакой или бросаются спасать одноклассника, провалившегося под лед. Да, больно и тяжело, но ребенок должен помнить, что в этом случае самая лучшая и единственная возможная от него помощь – позвать взрослых. Рисковать своей жизнью ради жизней других хорошо лишь в кино – не нужно геройствовать и прыгать в горящее здание за кошечкой. Не забудьте рассказать ребенку о телефоне службы спасения 112, а также проследите, чтобы он на всякий случай выучил наизусть номера телефонов родителей и бабушек с дедушками.
Итак, дети часто совершают необдуманные и опасные для жизни поступки просто из-за страха перед своими же родителями, из чувства вины перед ними, а также в силу возрастных особенностей. Единственный способ помочь детям избежать подобных ситуаций – научить правильно действовать, донести знание о том, что жизнь – главная ценность, а лучшая помощь – это позвать взрослых. Диалог с ребенком поможет вам не только обезопасить его от страшных поступков, но и развить и сохранить доверие внутри вашей семьи.
Екатерина Сафонова
Достаточно ли ребенку вашего внимания?
В быстром ритме жизни часто не замечаешь, что ребенку не хватает родительского тепла, ласки и любви, даже игр с мамой и папой. Портал Я – родитель предлагает вам пройти тест, который определит, достаточно ли вы уделяете ребенку своего внимания.
Пройти тест
Каждый сам за себя
Он всем рассказывал о своем намерении. Своими словами, постами в интернете, интересами, своим поведением, он буквально кричал о помощи. Но никто не понял его и в очередной раз не обратил внимания.
Детский коллектив, если взрослый не объединит его на основе общей цели и совместной деятельности, объединяется по архетипичному принципу против самого слабого – класс начинает травить его или того, кто чем-то не похож на остальных. Мишу травили в классе с начальной школы. То, что учителя с младших классов «не замечали» этой травли и изоляции ребенка, говорит об огромной проблеме в нашей системе образования.
Ученик предоставлен сам себе, он «потребитель образовательных услуг». Учитель поставлен в положение «продавца знаний», а никак не воспитателя человеческих душ. Дружные призывы и робкие попытки увеличить учителям зарплату ни к чему не приводят, так как в обществе продолжает жить иллюзия возможности «индивидуального счастья». Каждый хочет быть счастлив сам по себе, а если кому-то плохо, то «это его проблемы» и «я здесь ни при чем».
Предпосылки «опасного поведения»
Страх и вина
В первую очередь ребенок запоминает слова, которые говорят ему родители, ведь они — главный авторитет для него. Ребенок еще не умеет распознавать сарказм или неудачные шутки – он верит каждому слову, которое говорит родитель. Поэтому случайно брошенная мамой фраза о дорогом телефоне «Потеряешь – убью» станет причиной, по которой ребенок спустится на рельсы, чтобы достать гаджет. Ни секунды не раздумывая, он постарается вернуть вещь.
Нередко родители рассказывают детям о том, как много сил, времени и денег они тратят на свое чадо. Почему-то считается, что подобные речи должны вызвать у ребенка чувство благодарности, но на самом деле они вызывают лишь чувства вины и страха перед своими родителями. Как девочка может прийти домой, потеряв золотую сережку, на которую мама потратила всю свою зарплату? И тогда чувство вины будет сильнее инстинкта самосохранения.
